— Договорились, только адрес скажите.
— Мы на соседней улице остановились, а дорогу к нам тебе любой патрульный укажет.
— Обязательно буду.
На этом разговор сам собой притух, у Татаринцева и Миронова было много дел, и они покинули нас. Дипломаты ушли, а я отправился посмотреть, как устроились воины и где лейтенанты выставили караулы. Удостоверившись, что все в порядке, и настроение личного состава бодрое, вернулся в комнату и занялся тем, до чего в дороге никак руки не доходили.
От покойных братьев Молиных мне достался «сундучок со сказками», как я его сам для себя определил, а если конкретно, то вся их поганая бухгалтерия, где березовцы отмечали каждую свою жертву и добычу, которую с нее сняли. Презабавное чтиво. Мерзкое, конечно, но информативное, хотя занимало меня вовсе не описание злодеяний, а самые разные документы, добытые с мертвецов. Бережливые разбойники не сжигали их, а хранили вместе со своей амбарной ведомостью. В основном здесь были рекомендательные письма от одних деловых людей к другим, и торговая переписка, но помимо этого имелось кое-что и посерьезней. Например, мандат на имя товарища Кривошеина, датированный ноябрем 2062 года:
Мандат.
«Член Совета Народных Комиссаров Гомельской Советской Социалистической Республики, народный комиссар Павел Анатольевич Кривошеин, назначается Советом Народных Комиссаров общим руководителем всего повстанческого движения на территории Липецкой области Союза Советских Социалистических Республик.
Кривошеин П.А. облечен чрезвычайными правами. Всем местным и областным подпольным ячейкам, командирам повстанческих отрядов, комиссарам и сочувствующим гражданам, ратующим за возрождение Великой России в границах 1985 года, предписывается неукоснительно исполнять распоряжения товарища Кривошеина.
Генеральный секретарь Совета народных комиссаров ГССР
Тарасюк В.Н.».
Про Гомельские Советы я кое-что слышал, но питаться слухами это одно, а держать в руках явственное подтверждение тому, что такое государственное образование существует, совершенно другое. А помимо этого мандата, была переписка двух повольников, Вадика Туманова и Валеры Иноземцева. В своих письмах два авторитетных человека, один из Ельца, другой из Усмани, рассуждали о том, как бы им совершить поход в сторону Урала. При этом они приводили много полезных сведений о том, что же их ожидает в пути, и из этой переписки становилось понятно, что связь с Уралом кто-то поддерживает, а разведка Всероссийского диктатора Степанова, не так давно ходила походом до самого Екатеринбурга. К несчастью для Туманова и Иноземцева они со своими небольшими группами повольников сошлись на встречу в Березовке, и там их всех прибили, а переписка, которая не была уничтожена, досталась мне.
С бумагами я провозился часов до шести вечера. Может быть, и дальше бы в них копался, но появился Володя Липатов, который уже успел сдать свой обоз, побывать у себя дома, получить от своего начальника Качалина разнос, а затем благодарность, и новую задачу.
Пограничник в мою комнату почти вбежал, схватил чайник с теплой водой, стоящий у двери, порывисто выхлебал половину, обтер рукавом губы и, серьезно посмотрев на меня, выдохнул:
— Саня, ты меня уважаешь?
Что на это можно было ответить? Только одно:
— Конечно. А чем суть такого вопроса?
— Продай оружие, которое в Березовке добыл. Мне Качалин мозг выел, что я чуть было обоз не угробил и людей потерял. Теперь требует, чтобы я раньше наших купцов у тебя стволы и прочее полезное имущество выкупил.
— Запросто, но учти, возьму только золото или драгоценные камни. Серебро не котируется, объем большой.
— Само собой.
Спустя полчаса, все было улажено. Счастливый Володя Липатов, став обладателем более чем ста семидесяти единиц огнестрельного оружия и некоторого количества боеприпасов, отправился принимать груз. А я, счастливо избавившись от стволов и имущества, которое не мог тянуть с собой на родину, получил восемь килограмм драгоценного металла в юбилейных и коллекционных монетах российской чеканки. Конечно, добычу отдал в полцены, но зато оптом и без всякой волокиты. Переведя выручку на наши «конфы», потер руки, мысленно посетовал о том, что золотой запас братьев Молиных так и не был найден под обгоревшими останками их дома, и подумал о том, как же счастливо я заживу, когда доберусь домой. Это будет что-то, решил я, не жизнь, а малиновый звон.
Впрочем, загадывать плохая примета, и вскоре, прибыв в ППД нашего дипломатического корпуса на территории Воронежской республики, я в этом убедился.
Добротное двухэтажное здание, обнесенное бетонным забором. Меня и сопровождающих воинов встречают наши земляки, все офицеры и сержанты гвардии и госбезопасности. Воины остаются во дворе и обсуждают с нашими «дипломатами» новости из дома, а я прохожу внутрь здания и оказываюсь в радиорубке, где помимо радиста, находится ожидающий связи с «большой землей» Татаринцев.
Мы с майором молча киваем один другому. Время ровно 20.00, и начинается сеанс связи. Первым с Краснодаром общается глава дипломатической миссии, все же он здесь хозяин, а я в это время тихонечко курю в сторонке и стараюсь никому не мешать. Докурил папироску, посмотрел на озадаченного и хмурого майора, который ничего не сказав, выскочил из комнаты как ошпаренный и, надев наушники, приготовился выслушать указания моего начальства.
Как ни странно, на связи оказался не глава ОДР при ГБ генерал-майор Еременко, а его брат Денис, в нашей структуре отвечающий за контрразведку и шпионаж. Голос младшего Еременко, был усталым и глухим: