— Очень хорошо, что вы все понимаете правильно, — кивнул парень. — Пока, от ваших воинов неприятностей не было, надеюсь, что так оно будет и в дальнейшем. Боевое расписание вам пришлют на постоялый двор.
— Расписание? — не сразу поняв, о чем идет речь, спросил я.
— Конечно. Каждый вольный отряд, который останавливается в городе, в случае нападения на Новград, обязан участвовать в его обороне. Вас это смущает?
— Нисколько, просто ваш город первый, кто подошел к этому вопросу с умом.
— В таком случае, желаю вам приятного отдыха, командир Мечников. Понимаю, что сегодня вы будете отдыхать, а завтра, городской голова просит вас пожаловать к нему в управу.
— А вам легкой и необременительной службы, командир Сумароков. Завтра, ближе к полудню, навещу вашего начальника. Кстати, как его зовут?
Парень несколько смутился, но всего на миг. Его подчиненные, ополченцы, стоящие с оружием наготове за спиной командира гарнизона, этого не заметили, и он ответил:
— Кирьян Анатольевич Сумароков.
«Понятно, — подумал я, — ситуация знакомая и называется семейный подряд как он есть. Кто чем занимается, тот с того дела и кормится. Скорее всего, старший в семействе руководит городом, насколько я знаю, должность эта выборная, а все его близкие родичи и друзья, ему в этом помогают. Примерно так я себе все и представлял».
Мы с комендантом раскланялись и расстались. Он отправился в штаб городского гарнизона, который, как ему и положено, расположен в самом центре городка рядом с управой местных властей. Нам же, далеко идти не пришлось. Постоялый двор находился невдалеке от городских ворот, и здесь воинам были предоставлены все радости земные. После нелегкого пути, в первую очередь это горячая вода, чистая одежда, вкусная и сытная пища, выпивка и доступные женщины, за пару патронов или небольшой кусочек золота, готовые скрасить бравым молодцам досуг.
Дальше, все пошло по наезженной колее, и после всех наших приключений и моего плена, наконец-то, я смог привести себя в порядок. Праздник на постоялом дворе, который изначально строился для вольного люда и лесовиков, который назывался «Приют странника», удался на славу. Все мы погудели очень неплохо, много пили, разговаривали и пели песни, а ночь прошла в любовных играх с милой сердцу женщиной, которая за меня искренне переживала и, как говорил Кум, только узнав о том, что я пропал в лесах, намеревалась в одиночку отправиться на мои поиски. Такое отношение дорого стоит, и его следует ценить.
Следующий день прошел в городской управе, где я познакомился с местными властями и обговорил некоторые промежуточные вопросы, относительно пребывания отряда в городе, а после этого, как-то резко, на меня напала непонятная апатия, и трое суток я ничем не занимался. Просто лежал на диване, смотрел в потолок, курил, пил чай, листал дневники профессора Шульгина, добытые моими бойцами с тела убитого Сурика, и думал за жизнь. В общем, хандрил тихой грустью и отдыхал душой и телом.
Сегодняшний день был точно таким же, как и предыдущие три. Однако в светлую комнатушку, на втором этаже постоялого двора, где мы жили с подругой, влетела Лида, одетая сегодня очень женственно, в легкую летнюю юбку до колен и блузку, из под которой выпирала ее высокая и аппетитная грудь. Любовница присела рядом, взъерошила мои короткие волосы и спросила:
— Все думаешь?
— Ага, — меланхолично ответил я.
— О дневниках профессора? — она кивнула на лежащие рядом с изголовьем дивана толстые синие журналы.
— Да, о них самых. Сильное чтиво, концентрированная боль человека, излитая на бумагу. Шульгин был неплохим психологом и организатором, консультировал самых больших московских начальников, и мог бы во время чумы в бункере отсидеться, но собрал группу из медиков и специалистов МЧС и помчался людям помогать. Народ в группе Шульгина почти весь помер, а его и еще пару человек судьба в треугольник Нижний Новгород — Симбирск — Казань забросила. За те годы, что он вел наблюдение за спрятавшимися в лесах и укромных местах людьми, профессор видел, как они превращаются в «зверьков». Всю цепочку размотал и на составляющие фрагменты разложил, хотел свои исследования в какой-нибудь анклав вынести, но не успел, в голодную зиму Шульгина прибили и съели. Специалист нужен, который бы помог разобраться с его записями, а то многое мне попросту непонятно. Фрустрация, стрессовое напряжение, моральный надлом, психофизическая перегрузка организма, регрессивное мышление и массовая примитивизация. Множество терминов, общий смысл которых понятен, но надо глубже копать.
Лида чмокнула меня в щеку, тепло улыбнулась и беззаботно сказала:
— Хватит голову себе морочить. Погода на улице отличная стоит. Пойдем по городу прогуляемся.
— Да, знаю я, этот город. Одна площадь в центре, одиннадцать улиц, мастерские, пять постоялых дворов, казармы ополченцев, три трактира, покосившаяся церквушка, пять купеческих лавок, которые принадлежат городскому голове и двое ворот. Вот и весь Новград на Оке. Подобное, я видел не раз. Скучно, и остается только лежать и ожидать, пока организм окрепнет.
— И все же, пойдем. Тебе двигаться больше надо и развеяться не помешает.
— Как скажешь, золотце ты мое.
Улыбнувшись, я резко вскочил с дивана, крепко обнял подругу и прижал ее к себе. Принимая любовную игру, она игриво взвизгнула и, в итоге, в город мы отправились только через час.
Прогулка как прогулка, ходим по улицам, заглядываем в лавки и прицениваемся к различным товарам, пообедали в трактире, и так проходит около двух часов. Собрались вернуться на постоялый двор, но, проходя через городскую площадь, обнаружили нечто необычное. На помосте в центре площади, с которого к своим землякам с объявлениями обращался городской голова, стоял высокий и мощный мужчина одетый в черную длинную сутану, какую носят православные священники. Вокруг него собирался местный народ, уже человек пятьсот набежало, а он, поднимая перед собой большой золотой крест, висящей на толстой шее, целовал его, потрясал им в воздухе и что-то объяснял горожанам.